Девять принцев Амбера - Страница 58

И все же вечером, после нашей традиционной партии в шахматы, я сказал ему о намерении продолжать свой путь. Он налил нам виски и поднял рюмку, сказав:

— Счастливого пути, Корвин. Надеюсь, что мы увидимся когда-нибудь.

Я не стал его спрашивать ни о чем, когда он назвал мое настоящее имя, и он улыбнулся, поняв, что я ничем не выдал удивления.

— Мне было хорошо здесь с тобой, Жупен. Если мне удастя то, что я задумал, я не забуду, что ты сделал для меня.

— Мне ничего не нужно, — покачал он головой. — Я счастлив тем, что имею, делаю то, что я делаю. Я радуюсь, обслуживая этот дурацкий маяк. Это — моя жизнь. И если тебе удастся то, что ты задумал, нет, не говори мне об этом, пожалуйста! Я ничего не хочу знать! Я просто буду надеяться, что ты иногда заглянешь ко мне на огонек сыграть партию-другую в шахматы.

— Обязательно, — пообещал я.

— Если хочешь, утром можешь взять «Бабочку» («Бабочка» — это его парусное судно).

— Прежде чем ты уйдешь, я хочу предложить тебе взять мою подзорную трубу, взобраться на башню и посмотреть назад, на Гарнатскую Долину.

— Что я там могу увидеть?

— Об этом тебе лучше судить самому, без помошников, — пожал он плечами.

— Хорошо, я сделаю это, — кивнул я.

Затем мы много пили, пока не почувствовали себя совершенно расковано, а затем принялись устраиваться на ночлег. Мне будет недоставать старика Жупена. За исключением Рейна, он был единственным другом, которого я нашел при своем возвращении. Засыпая, я подумал о долине, которая стала простыней огня в тот день, когда мы проходили ее с войском. Что необычного могло там происходить сейчас, четыре года спустя?

Мне снились тревожные сны об оборотнях и шабашах. Я спал, и над моей головой всходила полная луна.

Когда я поднялся, только-только начало светать. Жупен еще спал, и я был рад, потому что мне не хотелось устраивать никаких особых прощаний, и у меня было странное чувство того, что я вижу его в последний раз.

Я взобрался на башню, в комнату, где горел огонь маяка, захватив с собой подзорную трубу. Я подошел к окну, выходящему на берег, и стал смотреть в нее на долину. Над лесом висел туман. Это был холодный, мокрый туман, который, казалось, прилипал к вершинам низкорослых деревьев. Деревья были черными, и ветви их переплетались вместе, как скрюченные пальцы паралитиков. Среди них мелькали какие-то непонятные черные животные, и по внешнему виду я понял, что это были не птицы. Может быть, летучие мыши? Какое-то злобное присутствие чувствовалось в этом лесу, и неожиданно я понял, что это.

Все это я сделал своим проклятьем. Я переродил мирную Гарнатскую Долину в то, что она сейчас собой представляет; это был символ моей ненависти к Эрику и всем тем, кто сражался за него, позволил ему захватить власть, выжечь мне глаза каленым железом. Мне не нравилось, как выглядит этот лес, и когда я на него смотрел, я понял, как воплотилась в жизнь моя ненависть. Я знал, потому что это все было частью меня.

Я создал новый ход в реальный мир. Гарнат сейчас был тропинкой сквозь Отражения, мрачные и суровые. Только злое, дурное могло идти по этой тропинке. Это и был источник тех ЧУДОВИЩ, о которых говорил Рейн, чудовищ, которые беспокоили Эрика. Хорошо, в определенном смысле конечно, если эта борьба отвлечет его от всего остального. Но когда я опустил подзорную трубу, я никак не мог избавиться от чувства, что я сделал что-то плохое. В то время я еще не знал, что когда-нибудь увижу свет.

Но сейчас, когда зрение ко мне вернулось и я вновь на свободе, я понял, что выпустил из бутылки Джинна, которого очень тяжело будет загнать обратно. Даже сейчас, без трубы, я видел, как каки-то странные формы двигались в этом выжженом лесу. Я сделал то, что никто и никогда до меня не делал со времени правления Оберона: открыл новый путь в Амбер. И я открыл его только для плохого. Придет день, когда король Амбера, кем бы он ни был, будет стоять лицом к лицу с проблемой, как закрыть этот путь. Я знал все, глядя туда, вдаль, все понимая, потому что это было моим созданием, продуктом моей боли, гнева, ненависти. Если я когда-нибудь выиграю битву за Амбер, то мне придется разбираться с делом рук своих, а это всегда нелегко. Я вздохнул.

Ну что ж, пусть быдет так, — решил я. — А тем временем Эрику будет чем заняться, чтобы не скучать.

Я быстро перекусил, снарядил «Бабочку», натянул паруса, оттолкнулся от берега и сел за руль. Жупен обычно вставал в этот час. Но, может быть, он тоже не любил долгих прощаний.

Я направил лодку к ближайшей земле, такой же сияющей, как Амбер, — месту почти бессмертному, но которое больше не существует, практически не существует. Это место пожрал Хаос много веков назад, но где-то от него должно остаться Отражение. Мне оставалось только найти его, узнать и сделать опять своим, как это было в давние времена. Затем, когда за мной будут стоять войска, я сделаю еще одну вещь, которой не знал Амбер. Я еще не знал, как это сделаю, но обещал себе, что в день моего возвращения в бессмертный город, повсюду будут полыхать выстрелы пушек. Когда я отплыл в Отражение, белая птица моей судьбы прилетела и уселась на мое правое плечо, и я написал записку, привязал к ноге птицы и послал ее в путь. В записке было написано: «Я ИДУ», и стояла моя подпись.

Я не успокоюсь, пока не отомщу и трон не окажется моим, и тогда, милый принц, прощайте все те, кто стоит между мной и моей целью.

Солнце висело низко, над моим левым плечом, а ветры надували паруса и несли меня вперед. Я выругался, а потом засмеялся.

Я был свободен, и я бежал, но пока мне удавалось все. И у меня появился тот шанс, о котором я мечтал.