Сегодняшний день был днем его коронации.
Наступило молчание. Затем Каин внес подушку, на которой лежала корона. Корона Амбера. Он преклонил колена и застыл в этом положении, протягивая ее.
Затем рывком цепей меня подняли на ноги и потащили вперед. Я понял, что должно произойти. До меня это дошло в мгновение ока, и я стал бороться. Но силой и ударами меня вновь поставили на колени у самых ступенек трона.
Звучала мягкая музыка — это были «Зеленые Рукава» — и за моей спиной Джулиан сказал:
— Смотрите на коронование нового короля Амбера!
Затем он прошептал мне:
— Возьми корону и протяни ее Эрику. Он коронует сам себя.
Я посмотрел на корону Амбера, лежащую на алой подушке, которую держал Каин. Она была сделана из серебра с семью высокими пиками, на каждом из которых сверкал драгоценный камень. Она была украшена изумрудами, и по бокам, у каждого виска, был вделан рубин.
Я не шевелился, думая о тех временах, когда я видел под короной лицо нашего Отца.
— Нет, — просто сказал я и почувствовал, как меня ударили по лицу.
— Возьми ее и протяни Эрику, — повторил он.
Я попытался ударить его, но цепи были надежно натянуты. Мне снова дали пощечину.
— Ну хорошо, — сказал я в конце концов и потянулся к короне.
Несколько секунд я держал ее в своих руках, а затем быстро надел ее себе на голову и провозгласил:
— Я короную себя, Корвина, в короли Амбера!
Корону немедленно сняли и положили на подушку. Меня несколько раз сильно ударили по спине. По всему залу прокатился шепоток.
— А теперь возьми ее и попробуй еще раз. — сказал Джулиан. — Протяни ее Эрику.
Последовал еще удар.
— Хорошо, — я почувствовал, что по моей спине течет что-то мокрое и липкое.
На этот раз я швырнул корону изо всех сил, надеясь выбить Эрику один глаз.
Он поймал ее правой рукой и улыбнулся мне, как будто заставил меня сделать то, что было ему нужно.
— Спасибо. А теперь слушайте меня все присутствующие и те, кто слышит меня в Отражениях. В этот день я принимаю корону и трон. Я беру в свою руку скипетр королевства Амбера. Я честно завоевал этот трон, и я беру его и сажусь на него по праву моей крови.
— Лжец! — воскликнул я, и тут же чья-то рука зажала мне рот.
— Я короную себя, Эрика Первого, королем Амбера.
— Долго живи, король! — прокричали дворяне три раза.
Затем Эрик наклонился и прошептал мне на ухо:
— Твои глаза видели самое прекрасное зрелище за всю твою жизнь… Стража! Уберите Корвина, и пусть ему выжгут глаза! И пусть он запомнит все великолепие этого дня как последнее, что он видел. Затем киньте его в самую глубокую темницу, самое далекое подземелье Амбера, и пусть его имя будет забыто!
Я плюнул в него, и меня избили.
Я сопротивлялся на каждом шагу, пока меня выводили из зала. Никто не смотрел на меня, когда меня выводили, и последнее, что я помню, это фигуру Эрика, сидящую на троне, раздающую улыбки и милости окружавшим ее дворянам.
То, что он приказал, было со мной сделано, и, как божья милость, я потерял сознание еще до конца.
Я не имел ни малейшего представления, сколько времени прошло с тех пор, как я очнулся от страшной боли в голове. Возможно, именно тогда я произнес свое проклятие, а, может, и при казни. Не помню. Но я знал, что никогда Эрик не будет спокойно сидеть на троне, потому что проклятия принца Амбера, произнесенное в полной ярости, всегда сбываются.
Слез у меня не было, и это было самым страшным. Спустя вечность ко мне пришел сон.
Когда я пробудился, боль все еще оставалась. Я поднялся на ноги. Шагами я попытался установить размеры своей тюрьмы. На полу была дыра для уборной, в углу лежал соломенный матрац. Под дверью была небольшая щель, а за щелью поднос, на котором лежал затхлый кусок хлеба и стояла бутылка воды. Я поел и попил, но это не прибавило мне сил. У меня так сильно болела голова, и в душе моей не было покоя.
Я спал столько, сколько мог, и еще больше, и никто не приходил навестить меня. Я просыпался, шел на противоположный конец камеры, находил на ощупь поднос с едой и ел, если находил его. Я все время старался спать.
После того, как я проснулся на восьмой день, боль в моих глазницах ушла. Я ненавидел моего брата, который был королем Амбера. Лучше бы он убил меня.
Я много думал о том, как реагировали остальные на такое мое наказание, но ничего не мог придумать. Когда же мрак придет и в сам Амбер, я знал, что Эрик горько пожалеет о том, что он со мной сделал. Это я твердо знал, и только это утешало меня.
Так начались мои дни во тьме, и я не мог измерить их течение. Даже если бы у меня были глаза, я не смог бы отличить день от ночи в этом мрачном подземелье. Время шло своим путем, не обращая на меня внимания. Иногда меня бил озноб, когда я задумывался над этим, и я весь дрожал. Провел ли я здесь много месяцев? Или часов? Или недель? А может быть, лет? Я позабыл все, что касалось времени.
Я спал, ходил (я уже точно знал, куда ставить ногу и где надо повернуть) и думал о том, что сделал в своей жизни и что не успел. Иногда я сидел, скрестив ноги, ровно и глубоко дыша, опустошая ум, находясь в таком состоянии так долго, как это у меня получалось. Эрик был умен. Слепец не может управлять Отражениями.
Моя борода выросла до груди и волосы тоже стали длинными. Сначала я все время был голоден, но вскоре аппетит у меня пропал. Иногда я вставал слишком резко, и у меня кружилась голова. Я все еще мог видеть, но только в своих кошмарных снах, и тем мне становилось горше, когда я просыпался. Однако, позже, я почти начал забывать события, которые привели к моей слепоте. Я смотрел на них со стороны, как будто они произошли не со мной, а с посторонним мне человеком.